Конечно же, какие русские, да и нерусские без Дня Победы! А за границей этот день приобретает особое значение, и естественно, без него люди никак не могут.
Находясь в своей стране, мы просто ждали эту великую дату, празднично одевались, выходили на улицу, где, как ожидалось, власти должны были организовать все мероприятия. Нам оставалось идти с радостными лицами по улицам, петь песни, выпить свои сто грамм, и орать ура во время парада и салюта, – в общем, просто радоваться жизни.
И я хорошо помню, как в моём родном городе проводились такие праздники, – и я, сначала у отца на плечах, а потом со школой, училищем, институтом, армейским подразделением, шёл по улицам в этот день. Но вот, начиная с девяностых, правительство моей, теперь уже отдельной республики, начало сворачивать празднование Дня Победы, и уже моя семья, в которой были воевавшие деды и бабушки, и мои дети, правнуки великих героев, защитивших нашу Родину, не могли выйти на демонстрацию, так как мы ждали, что её кто-то организует.
Мы не могли понять, что строй изменился, и мы уже живём в другой стране, и это безвременье длилось несколько лет. Только лет через семь до меня дошло, что СССР больше нет, и республика, в которой я оказался, больше не Советская Социалистическая Республика, а колония иностранного государства, и даже не одного государства, а нескольких сразу. А эти государства, просто толкаясь между собой как свиньи у корыта, суют свои рыла во все области жизни, разрушая все наши духовные ценности. Возглавляют это движение бывшие руководители комсомола и партии.
Именно в тот момент я крепко задумался покинуть родной город и страну и уехать.
Вдали от отечества, мне и таким как я, ничего не осталось, как организовать самим праздники, и в первую очередь — День Победы.
Первый День Победы на чужбине пришёлся на прекрасную погоду: уже с апреля началось жаркое кададское лето, и мы, уже сыгранным коллективом, прошедшим через несколько праздников, дружно готовились встретить этот великий для нас день.
Собравшись на очередную репетицию, наш дружный коллектив разучивал под руководством моей жены песни военных лет, а я, как и всегда, сидел на пол-этажа выше и наблюдал за поведением подростков, что и входило в мои функции.
Дело в том, что половина из них были моими учениками по каратэ, и одно моё присутствие усмиряло их.
Но тут произошло событие, которое, можно точно сказать, не было самым лучшим моментом в моей жизни, и которым я мог бы гордиться, но, как русский человек, я имею право и не стыдиться его.
В тот самый день ко мне заехал мой старый знакомый, питерский милиционер, старший лейтенант, бывший десантник Серёга, с женой и восемнадцатилетней дочерью (которая, ни с кем не поздоровавшись, сидела, надув толстые щёки). Он жил на другом конце города, проезжал мимо нас, и решил на минутку заехать в гости и повидаться.
Я из чувства гостеприимства тут же поставил на стол пиво самой лучшей марки и предложил, как водится, «детям мороженное, а бабе цветы».
Выпили по бутылочке пивка, Серёга, поёрзав, как Вини-Пух в гостях у кролика, спросил: «А что, у тебя больше ничего выпить нет?» «Как не быть!» – и я с гордостью достал бутылку дорогого бренди.
Пред распитием благородного напитка я спросил, водит ли жена Серёги машину, на что эта гордая дама утвердительно кивнула. Я продолжил угощать гостя и привечать других гостей. Между первой и второй жена Серёги поняла, что в магазин с дочерью они не попадут, поэтому она решила оставить мужа и заехать за ним после магазина.
Оставшись наедине, мы, воодушевлённые первыми тостами, продолжили отмечать 9 Мая. К нам из солидарности присоединилась одна из матерей, присутствовавшая на репетиции. Это была русская красавица, именно из тех, о ком писал Некрасов: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт!»
Была она под два метра ростом, и её формы могли впечатлить даже самого притязательного любителя больших и красивых русских женщин (сравнения с которыми не выдержит девушка с веслом из парка Горького).
Выпив с нами, она была совершенно трезва, её тело могло бы пошатнуться только, как говорил Кузьмич, «если бы она хватанула полведра, да через край!»
Когда мы допили втроём бутылку бренди, я думал, что выполнил программу гостеприимного хозяина, но наш Вини-Пух надавил на больное место, сказав: «Да у тебя, я вижу, и пить-то нечего!» Была задета национальная гордость, и я, выпучив глаза, возмущённо прорычал: «У кого пить нечего?!», – при этом я настежь распахнул закрома моего буфета.
А там действительно было что пить. Дело в том, что ко мне приходило много людей, которых мне приходилось кормить, поить и угощать.
В процессе застолий выяснилось, что очень многие пьют только домашний самогон, наотрез отказываются от любых, даже самых дорогих напитков.
Человек бывалый, я скрутил спираль из медной трубки, приладив её к скороварке, и соорудил наш национальный прибор, — самогонный аппарат.
Сделав несколько литров высококачественного самогона, я хранил его в красивых бутылках из-под бренди. Я думал, что самогон будут пить только любители, но опыт показал, что все представители нашей общины были явно не равнодушны к этому национальному напитку.
Наша дама с веслом, откушав немного самогона, решила спуститься на нижний этаж, где уже перешли к изучению кадрили.
Мы же со старшим лейтенантом продолжили дегустацию, причём я вёл себя как опытный сомелье, а он – как заправский завсегдатай дорогих парижских ресторанов.
То есть он раскачивал драгоценный, мутного цвета напиток в хрустальном бокале, и медленно, глоток за глоточком, чтобы ощутить всю гамму вкуса, глотал благороднейший первак.
Тут он опять поёрзал своим тельцем весом в сто двадцать килограмм, и спросил: «А у тебя есть закуска?»
А вот как раз с закуской вышло неудобно, так как гость он был неожиданный, то и закуску надо было приготовить.
Я открыл в растерянности холодильник, и к моему счастью, обнаружил несколько пакетов пельменей. Тут же я приготовил целую кастрюлю благоухающих пельменей.
Но враг не дремал: всё это время за нами зорко наблюдали мои подопечные подростки. Мой дом разделен на несколько уровней, и между тем уровнем, где проходила репетиция и тем, где мы уже начали разминаться перед нашим праздником, была деревянная решётка из дубовых резных досок. Через эту решётку я и наблюдал за поведением целой оравы детей. Дело в том, что, собирая такое количество детей вместе на маленькой площади, мы получали постоянные проблемы с их буйным поведением.
И я применял всевозможные хитрости, чтобы привести их в состояние трепетного благоговения перед собственной персоной. Тут шло в ход всё: начиная от моего внешнего вида, до хитрых восточных психотехник.
Большая часть репетиций проходила вечером, при слабом освещении. Первое, что видели дети при входе в дом, были светильники со свечами внутри. Светильники бросали в стороны лучи в виде японских иероглифов, китайские и индийские благовония источали аромат, играла медитативная музыка.
Тут не только дети, но и их родители начинали вести себя как в церкви, и сидели тихо, как мыши.
Кроме всего прочего, я усаживался наверху, и тяжёлым взглядом пристально смотрел на моих подопечных. Меня стали бояться и те, кто меня никогда не видел, поползли слухи, что я колдун, это было и смешно, и горько.
Но в этот раз произошла ситуация, описанная в народной шутке: «Факир был пьян и фокус не удался!» Я старался не уронить ни одного пельменя из горячей кастрюли по пути к столу, где сидел наш Вини-Пух в звании старшего лейтенанта, но тут тихо, на цыпочках, как крысы в мультфильме «Золотой ключик», стали появляться мои подростки. Они действовали слаженно и сообща. Первая девчонка лет четырнадцати открыла ящик с вилками, и остальные, в порядке уменьшения роста и возраста, начали разбирать эти вилки. Потом, построившись, как бомбардировщики, в карусель, они так же тихо, но быстро и по очереди начали подходить к кастрюле, которую я нёс, и накалывать по одному пельменю на вилку, уступая немедленно место следующему коршуну.
В общем, пока я сделал несколько шагов и дошёл к столу, чтобы угостить нашего старшего Вини-Пуха, кастрюля была пуста. Я почувствовал себя странно, как в заколдованной сказке, произнеся в слух: «Что ж такое?» И крайне озадаченный исчезновением пельменей, я вернулся на кухню и сварил их ещё больше – чтобы хватило наверняка.
То есть часть моего мозга понимала, что, кто-то съел предыдущую партию, и я надеялся, что добавка сможет спасти положение. Мой расчёт оказался правильным, и коршуны не успели во второй раз съесть всё, что было в кастрюле. Так нам удалось с Вини-пухом продолжить пить, уже с закуской.
А праздничные приготовления, тем временем, только начинали разворачиваться во всю широту русской души. Пока мы с десантником произносили тосты и разудало дегустировали наилучший первак, наша собутыльница с веслом решила показать себя в пляске кадрили на нижнем этаже. Родители, которые находились вместе с детьми, тут же переместились на наш этаж.
Сделали они это из чувства самосохранения, ибо наша красавица, оставив весло, начала, как модно выражаться в наше время, «давать мастер-класс по кадрили».
При этом она схватила своими могучими руками одного из наиболее крупных подростков, воскликнула, как, вероятно было принято у неё на Родине: «Ну кружи же меня, кружи!» И так махнула рукой, что, зацепив корзинку с шитьём, заставила её взлететь, выстрелив всем содержимым в пространство комнаты.
После чего, прихватив подростка, который и ростом, и телосложением был уже как взрослый, так его крутанула, что Гагарин таких перегрузок в своей центрифуге точно не испытывал.
Женщины, матери наших детей и подростков, с ужасом смотрели на происходящее внизу, за деревянной решёткой. Мы же со старшим лейтенантом могли только посочувствовать как подростку, так и его маме.
Всю свою жизнь я не мог понять, почему мы, празднуя или хороня кого-либо, сначала садимся за столы, а потом танцуем, и плавно переходим к спортивным поединкам. Завершается всё тем, что мы отрабатываем бой «стенка на стенку». Это гениально показано в фильме «Горько-2», когда во время поминок сменились одно за другим все вышеописанные действия.
Но всё стало ясно, когда я прочёл, как правили тризну по погибшим воинам в Древней Руси. Как указывают исторические документы, «три́зна —часть языческого погребального обряда у восточных славян, состояла из песен, плясок, пиршества и военных состязаний в честь покойного».
Мне кажется, что со временем мы что-то забыли и стали применять сценарий тризны на все праздники. И, повинуясь скрытой в наших генах программе, мы со старшим лейтенантом продолжили праздновать День Победы, перейдя от песен, плясок и пиршества к военным состязаниям.
Старший лейтенант был в армии десантником, вес сто двадцать килограммов, рост – под два метра. Мои же достоинства умещались в метр семьдесят на семьдесят семь килограмм. Несмотря на это, мы сплелись со старшим лейтенантом в единственном нам доступном объятии панкратиона, и, сделав друг другу подножки, рухнули со страшным грохотом на пол.
Родители, дважды менявшие позицию за вечер, пытались инстинктивно найти пятый угол в комнате, и они его успешно нашли. Дело в том, что дом был старого проекта и в комнатах были выступы для окон, – туда, почти залезая на подоконники, и вспорхнули испуганные родители.
Вдоволь покатавшись по полу и намяв друг другу бока, мы с лейтенантом не заметили приближения самого грозного противника веселья, – в дом вошла жена старшего лейтенанта, и его хватка настоящего воина ослабла, я почувствовал, что силы покинули моего партнёра, а вместе с ними – и радость жизни.
Жена, увидев, что мы катаемся по полу, рычим и смеемся одновременно, сверкнула полными гнева и презрения глазами, и супруг обмяк, бросил борьбу, и уныло, в позе поджавшей хвост собаки, побрёл к машине.
Я встал и оправил одежду, а одет я был строго: брюки, белая рубаха под костюм, модельные туфли, – как я уже говорил, я старался доминировать над детьми своим внешним видом.
Но в данную минуту мой вид подчёркивал комичность ситуации, а старший лейтенант был полностью подавлен своей женой, и даже побоявшись попрощаться, понуро поплёлся в машину, предвидя экзекуцию от своих родных.
Несмотря на все традиции, которые я в этот день соблюдал, все разошлись весьма довольные, дети были в восторге от увиденного, а взрослые унесли в подолах свежие сплетни о моём поведении.
Подготовка к празднику была завершена, и, как в армии, те, кто в наряде (а в данном случае это была моя семья), остались убирать. Есть такая армейская поговорка: «Праздник для солдата – всё равно, что свадьба для лошади: голова в цветах, а зад в пене».
Так и моя семья: в поту трудилась, убирая за всеми. А я имел персональную заботу – оттирать с полированного стола следы своего буйного характера – когда, подначиваемый гостями, я начал метать бутылки на стол, – исцарапал его и оставил следы от донышек бутылок. Обиднее всего было то, что этот стол я сам купил и ужасно им гордился. Я просидел до полуночи за этой работой в белой рубахе, с канистрой растворителя и тряпкой в руке, ругая себя за бесшабашный нрав и вспоминая ночные наряды в армии.
И вот наступил святой для каждого советского человека праздник, 9 мая.
Я договорился со строительной фирмой, она на благотворительной основе давала возможность проводить мероприятия в своём конференц-зале некоммерческим организациям.
Зал был в подвале большого офиса фирмы, вмещал сто пятьдесят человек, нас, включая участников, было двести.
Началось всё с того, что детско-юношеский хор исполнил военные песни, это были любимые «Катюша», «По полю танки грохотали», дети читали стихи, с песнями выступили взрослые, – в сопровождении гитаристов.
В общем, всё прошло настолько на высоком уровне, что придраться было не к чему.
Во время концерта я вышел за чем-то в машину, прошел через помещение строительной фирмы. А работа там не останавливалась ни на минуту, независимо от того, что происходило в конференц-зале.
То, что я увидел, меня поразило: все сотрудники, оставив свои рабочие места, собрались возле стойки охранника, и когда я поднялся по ступенькам, уставились на меня как на суперзвезду.
Я в ответ с удивлением посмотрел на них, и тут я услышал то, что не мог уловить, выйдя из наполненного пением зала: всё здание вибрировало, не было сильного звука, но здание как будто пело. Этот волшебный эффект происходил оттого, что каждый зритель, сидя в своём кресле, тихонько, вполголоса подпевал детскому хору.
И это производило даже больший эффект, чем если бы зрители пели в полный голос.
Это было что-то потрясающее! Тут один из сотрудников, молодой парень (да и остальные были не старше тридцати), с благоговением сказал, что в этом зале проводили мероприятия тысячи разных групп, но, чтобы люди пели в течение двух часов — такого ещё ни разу не было.
Я поблагодарил их за добрые слова и побежал по своим делам.
В заключение хочу сказать, что были песни на русском и украинском языках, на татарском языке читали стихи, все национальности великой Родины были в зале; и не было ни одной щели, в которую бы проникла вражда, нас не разделить на части! Поэтому мы радостно, хоть и со слезами на глазах, отмечаем этот праздник.
Total views : 437443