Сладостная изнанка шоу бизнеса

Его девизом (и высшим уровнем его достижений  в искусстве театра) была фраза, брошенная им как-то за столом: «После того, как я прошёл через перевоплощение в Деда Мороза, я не могу покинуть шоу бизнес!»

На самом деле это был нормальный мужик, слесарь из Тирасполя.

Он играл на гитаре, читал классическую литературу, другими странностями среди сотрудников мясокомбината, где работал, он не выделялся.

Но, видимо, работа на мясокомбинате настолько травмировала его душу, что он хотел уйти от реальности и с удовольствием участвовал в любительских постановках, которые устраивала наша общественная органицация.

Сначала он выступил в праздничном концерте на девятое мая, а затем ещё, вошёл во вкус, и в конце концов сыграл на детской ёлке Деда Мороза.

Тут его ожидал успех, ведь роль Деда Мороза является основной в любой новогодней сказке.

Нашему герою досталось столько аплодисментов, что его непривыкший к славе организм заболел звёздной болезнью. Через некоторое время он позвонил мне и задал вопрос: «Старин, а что это за театр упоминается  у вас на сайте? Ведь вы же театр не открывали? Или ты — специалист по театру?»

Я понял, что слесарь, перевоплотившийся в Деда Мороза, уже не выйдет из образа, и постарался уйти от столкновения с ним. Ни я, ни моя жена (она вела кружок для детей), не претендовали на лавры заядлых театралов.

Тем не менее, на сайте нашей общественной организации значилось, что одним из многих направлений , которым мы занимались, являлся любительский детский театр, в подтверждкние чего на нашем сайте были размещены сотни фотографий с разных спектаклей.

Я постарался объяснить, что это для проформы, а на самом деле, — ну какой там театр, так, баловство одно в лучших традициях домашнего театра.

На этом Дед Мороз не успокоился, он обзвонил людей, способных пригодиться в организации настоящего русского театра. В этот список попал и я, но я ответил, что это не по мне: я не пою, не танцую, и вообще, к искусству никакого отношения не имею.

Посмеявшись, я постарался от него отдалиться, и в течение года старался с ним не сталкиваться. Но вот в магазин пришёл возбуждённый Дед Мороз и принёс два билета на первое представление своего театра.

Я из любопытства решил посетить этот аттракцион.

То, что я увидел, поразило меня до глубины души: это настоящий театр высокого уровня, его не стыдно было бы отправить на гастроли даже в большие российские города.

Вот тебе и слесарь, вот тебе и Дед Мороз! — подумал я, исполнившись искренним уважением к настоящему директору театра.

Но рано я радовался внезапной трансформации.

Через несколько недель произошло событие, которое не столько насмешило, сколько смутило и привело меня в растерянность.

В то время у меня был продуктовый магазин, где я работал и, вообще, проводил все время. Магазин назывался “Варяг” и, по этой причине, я его сравнивал с кораблем. Так вот, в очередной штиль на нашем корабле дверь распахнулась, и вошёл, нет, вплыл Виктюк, нет, слесарь, нет, директор театра…

Нашего механика было не узнать: на нём были очки, подобные тем, что носят люди типа президента Франции Франсуа Оланда, шею украшал богемный шарф. На плечах, как у знатного Петербургского гостя, лоснилась куртка из лайковой кожи, рукой он держал телефон, делая вид, что беседует, и тут, барабанная дробь, он передвигался боком, да делал это так, что смотреть на него было невероятно стыдно, и мы с юнгой невольно опустили глаза в пол.

Чтобы описать, что заставило нас стыдиться, приведу более яркий пример. Это было равно тому, что соседа дядю Петю, который всю жизнь сидел посреди двора трениках с беломориной в зубах и играл в домино, вы неожиданно встретили в стрингах, с боа на шее, и в туфлях на шпильках.

Подойдя и поприветствовав нас поднятием бровей, он продолжил изображать разговор по телефону, при этом он зажал телефон плечом, залез в боковой карман своей шикарной куртки и достал солидную пачку кададских долларов.

После этого он небрежно бросил её перед собой на стойку и, продолжая удерживать плечом телефон и время от времени кивать в неработающий аппарат, принялся демонстративно, как в кино, изображать перед носом у нас, что считает деньги.

Пролистав всю пачку, он громко сообщил в телефонную трубку, что сумма составила три с половиной тысячи, и только после этого попрощался с воображаемым собеседником, поднял на нас глаза и насладился впечатлением.

А насладиться, поверьте мне, было чем, — мы с юнгой стояли подавленные, покрытые румянцем, нам было нестерпимо стыдно, стыдно за нашего знакомого.

Но директор театра чувствовал себя на волне успеха. Облокотившись на стойку, он принялся рассказывать нам о сложностях получения простыми смертными недозволенного высшего удовольствия, получаемого им от жизни в шоу-бизнесе.

Так продолжалось около получаса, и, получив удовольствие от нашего подавленного вида, он так же, боком, как конь педальный (другого сравнения не подберу) вышел из магазина.

После этого спектакля я предложил своему помощнику, юнге, временно уйти на больничный, либо попить водки, либо подраться с друзьями, —   это могло бы облегчить моральную травму моего товарища.

Но юнга, знавший, что я не справлюсь, предложил поесть просроченной еды, и, получив отравление, облегчить горечь утраты настоящего мужика, слесаря, и механика.

Я, как капитан корабля, чувствовал ответственность за судьбу экипажа, и отдал юнге команду: «В целях сохранения морального здоровья экипажа приказываю выдать всем членам по сто грамм русского антидепрессанта, нарезать колбаски с солёным огурчиком!»

Прослезившись от принятия антидепрессанта, и для закрепления эффекта мы решили станцевать танец: включили фрагмент фильма «Собачье сердце» и, подпевая Шарикову, станцевали сцену (когда Шарикова демонстрировали научному миру) под его знаменитую песню «Эх, яблочко!»

Утешившись, мы смогли приступить к работе под одобрительные возгласы покупателей, невольных свидетелей танцевальной терапии, — когда мы, увлечённые танцем и оглушенные громкой музыкой, пытались излить в движениях нашу боль.

Директор театра, взлетев высоко, обжёг крылья; развёлся со своей прекрасной женой, женился на другой, бросил свой театр и уехал жить в Москву, где теперь работает на технической должности.

Теперь он снова выглядит как нормальный мужчина, не носит гламурных костюмов, чем порадовал меня несказанно. Хочу отметить, что хоть мне и были смешны некоторые поступки директора театра, я испытываю к нему искреннее уважение.

Дело в том, что советское образование действительно подняло наш народ на необыкновенную высоту. Просто подумайте, оказавшись в разряжённой культурной среде, простой слесарь организовал настоящий русский театр.

Самое главное, что этот театр живёт и процветает до сегодняшнего дня, и думаю, что слесарь Саша заслуживает медали от нашей страны, — ведь он настоящий подвижник и человек с большой буквы.